Ну вот и всё :)
Эти Форумы Лотоса завершают своё существование, как и было запланировано Новые Форумы Лотоса ждут всех и каждого. Новый подход, новые идеи, новые горизонты.
Если хотите продолжать старые темы, то открывайте их на новом форуме под тем же названием и оставляйте в первом сообщении ссылку на старую тему.
Название: Фландрия
Оригинальное название: Flandres
Год выхода: 2006
Жанр: Драма / Война
Выпущено: Франция
Режиссер: Брюно Дюмон/Bruno Dumont
В ролях: Самуэль Буаден/Samuel Boidin, Аделаид Леру/Adelaide Leroux, Давид
Пулейн/David Poulain, Анри Кретель/Henri Cretel
Описание:
Шокирующая военная драма рассказывает о том, как цивилизованные
люди на войне превращаются в диких зверей: насильников, убийц и садистов. Главный
вопрос картины — может ли любовь спасти человека от этого превращения и тем самым
сохранить ему жизнь?
Неуклюжий увалень Деместр работает на ферме. Покормив скот, вспахав на тракторе плодородную землицу, он идёт на свидание с подругой детства Барб. Прошагав добрый километр по лесной чаще они придаются молчаливому соитию. Привычный уклад жизни нарушает война в далёкой стране, куда новобранцем отправляется и Деместр. Пока молодой человек будет убивать и насиловать на полях боевых действий, его девушка будет потихоньку сходить с ума, предаваясь сексуальным утехам с каждым встречным.
«Фландрия» осчастливила Бруно Дюмона вторым Гран-При Каннского кинофестиваля (первый был заслуженно получен режиссёром за «Человечность»). Понять, из чего именно исходило Жюри, естественно, нам не под силу. Но отбросить сей факт как несущественный, отчего-то не получается. Гран-При картине Бруно Дюмона - это, в определённом смысле, приговор (или диагноз) современному кино. Как и Михаэль Ханеке (оба, к слову, имеют философское образование), Дюмон фиксирует, расчленяет реальность на компоненты, составные части, наслаждаясь созерцанием уродливых «швов», сцепляющих эту громоздкую конструкцию. Категория «зритель» интересует того и другого едва ли не в последнюю очередь, что не может не сказываться на конечном продукте. Именно поэтому в плане зрительских ожиданий «Фландрия» Бруно Дюмона – это абсолютный ноль, своеобразное минус-пространство.
Режиссёр пытается донести до каждого из нас какое-то количество личных смыслов, занимающих его в настоящий момент. Как и в предыдущих работах Дюмона, в центре его художественной вселенной находится секс, в самых разных своих проявлениях. Автор с дотошностью патологоанатома пытается уяснить причинно-следственную связь поступков человека, побуждающим действием которых была похоть, сексуальное влечение и т.д. Как обычно, этот лейтмотив Дюмон сопровождает рядом побочных сюжетных линий. Не отвода глаз ради, их (линий) задача – придать сверхидее фильма глубину и объёмность.
Но самое интересное в другом. Если отбросить всю эту смысловую эквилибристику и позабыть на время об аналитических выкладках и разборах, то окажется, что Бруно Дюмон - просто-напросто очень талантливый режиссёр, умеющий превосходно выстроить кадр или, скажем, заставить буквально жить на экране вчерашних непрофессионалов. Спорить с этим не сможет, пожалуй, и самый ярый противник идеологической подоплёки «Фландрии». Единственный нюанс – смотреть для этого Бруно Дюмона совсем не обязательно. Таких кинематографистов надо ценить и любить на расстоянии. В обратном случае, вопрос «что это было?!» встанет после просмотра «Фландрии» ребром, со временем трансформируясь в очередное риторическое вопрошание.
(с) Станислав Никулин Источник: kinomania
Цитата:
Новый фильм баловня судьбы и любимца Канн Брюно Дюмона – дистанцированная от какой-либо конкретики история любовного треугольника, с мрачной сельской эстетикой и жестоким членовредительством.
Если условно закрыть глаза на национальность режиссёра фильма и отбросить политическую конъюнктуру, связанную с войной в Ираке, то причины, по которым «Фландрия» получила Гран-При на последнем Каннском фестивале, становятся решительно непонятными. Человечеством и так уже благополучно порождены тысячи историй о личностных метаморфозах в экстремальных условиях. Что происходит с людьми, забывшими о любви и милосердии, мы знаем ещё из прочитанного в школьные годы «Повелителя мух». Если же говорить о новаторстве киноязыка, то финальная сцена из предыдущей работы Дюмона – прекрасных «29 пальм» - справедливо стоит всей полуторочасовой «Фландрии» . Самая запоминающаяся сцена фильма - скрытое от зрительских глаз оскопление солдата-насильника – придуманный ещё дедушкой Хичем способ создания саспенса: в определённых мизансценах звук воздействует на зрителя гораздо более эффективно, чем визуальная картинка.
После выхода из кинотеатра в памяти почему-то остаются не режиссёрские идеи о возможности спасти в себе человека, сохранив любовь и душевную теплоту, а тяжёлые песчаные клубы, поднимающиеся высоко в африканское небо из-под танковых гусениц, и мертвенно бледное лицо главной героини.
Безусловно, свою специфическую эстетику всегда можно найти даже в любом помойном трэше. Мне, например, в силу своих извращённых вкусов, очень поэтичной показалась первая часть фильма, в которой французские пейзане, сыгранные непрофессиональными актёрами, совокупляются среди распаханных и залитых дождями полей, сидят в обнимку у костра и ездят на тракторе с высокохудожественной бороной. «Фландрия» - не только картина фальшивой и антигуманной европейской морали, но и удачный способ развеять наивное представление о европейской провинции как о волшебном крае игрушечных домиков с черепичными крышами и стерильной чистотой на улицах – герои здесь хлюпают по грязевому месиву с до боли знакомым и родным чавкающим звуком. И это не может не быть отрадным.
~ Александр Буренков Источник: be-in.ru
Цитата:
Бруно Дюмон не похож на режиссеров современности, одновременно, он напоминает о вековой традиции кинематографа. Его прошлый выпад — «Человечность» в рамках Каннского кинофестиваля был подобен разорвавшейся бомбе.
Половина зрителей покинуло кинозал на середине, кто-то улюлюкал — в результате, три приза, включая Гран-при Жюри, и резкий разрыв зрителей и критиков — как свидетельство значимости. «Фландрия», спустя всего семь лет идет тем же неторным, но верным путем — возрастной рейтинг от 18 лет, та же отстраненность и чуждость киноэстеблешменту, и опять — Гран-при Жюри. Похоже, что эта традиция — присуждать награды принципиально не рассчитанным на массового зрителя картинам, с упорностью преследует работы Дюмона.
Весь пласт повествования выглядит чуть ли не хрестоматийно — все уже давно было и у классиков литературы, с ужасом вспоминается Лев Толстой, и у грандов кинематографа — тут почти все значимые имена европейского cinema. Но — на то и существуют архетипы, чтобы переиначивать их семантический конструкт, уподобляя деталькам lego, и выстраивая нечто интимно-личное, что с полной уверенностью можно назвать своим. Тихая деревенская серость, где влачат существование главные герои картины — та самая Фландрия — до боли напоминает подретушеванную русскую деревню — тут и пахота, и аромат навоза, однако, — странное дело — никто, в отличие от российской провинции, — и не думает уехать в город, столицу — центр.
Так Деместер, воплощая идеал Руссо, занимается сельскими работами, обозревает равнинные просторы — но, чаще всего просто угрюмо молчит. Не оттого, что сказать нечего — нет сил сделать так, войти в коммуникационную практику, даже с женщиной. Впрочем, молчание — золото, и, следуя этой римской мудрости, Дюмон погружает зрителя в царство непроизнесенного слова, где вся рефлексия исчерпывается бездонностью глаз и редкой артикуляцией. Барб, эдакая помесь славянской Мокоши и кононовской голой пионерки, вообще не является персонажем — в драматургическом понимании — скорее, олицетворением местности, не даром же она представлена в женском роде.
Сквозь эту пастораль, разбавленную тишайшим сексом и невыраженными амбициями, прорывается война — буквально, не враг у ворот — а под стать современности — где-то вдалеке. Война, как предвестник иного, здесь явление не патриотического характера, закаляющая идеалы и их же развенчивающая — война как способ решить социальные проблемы, а конкретнее — заработать денег, чтобы обустроиться с любимой, делит пространство. На солнечный юг, где в окружении песков и вечно безоблачного неба, воюют с какими-то мусульманами, и на вечный север — с его круговертью сезонов.
Весь пламенеющий юг — явление, скорее, собирательное, чем конкретное, в нем легко угадываются все конфликты последних пяти лет, что начисто лишает акт войны идейной подоплеки, тут не просто — «война — это плохо», ближе, наверное, — «смерть то, что бывает с другими». Хотя, шокирующими сцены, вряд ли, можно назвать — по сравнению с каким-нибудь мясным хоррором — гиперреалистичность дает о себе знать. Сожженный взрывом мины лейтенант, изнасилование мусульманки, пленение героев, из которых остается лишь тот самый Деместер — все меркнет по сравнению со сценой убийства лошади, в которой весь животный ужас надрывает полотно повествования, и безликие герои обретаю кафкианский статус жертвы, принесенной в угоду осознанию. Это и есть дюмоновское небо Аустелица.
В отличие от постоянного юга — север представляется сродни ким-ки-дуковской притче «Весна, лето, осень, зима, и снова весна», что можно усмотреть как символическое противостояние враждебного к европоцентризму юга и севера, продолжающего тысячелетние поклонения солнцевороту. Здесь девушки ждут ушедших на войну, а время тянет воз перемен, зарубцовывая старые раны и открывая новые. Все происходящее — или, скорее, непроисходящее, удобряется визуальным и звуковым минимализмом — музыки нет, лишь эмбиентные звуки, непрофессиональные актеры ведут себя, точно играют Пинтера — и в данном случае это высочайшая похвала. Длинные сцены пейзажных эскизов — точно по маниакальному зову — сменяются короткими, насыщенными убийствами, сексом, что лишь еще раз подтверждает дизъюнктивность человеческого мышления.
Там, где некоторые режиссеры обращаются к громоздкой форме романа, Дюмон-сценарист обходится рассказом, истончая его до символа, как результат — благожелательность критики и узкий прокат. Впрочем, всеобщее признание к новаторам приходит, как правило, после смерти — той, что происходит с каждым.
~ Роман Куланин
Источник: kinopoisk.ru
Цитата:
Выходит «Фландрия» Брюно Дюмона: парижский эстет и каннский лауреат снял холодный антивоенный фильм про крестьянскую любовь.
Фландрия – историческая область, не дотянувшая до звания страны и поделенная между Бельгией и Францией. Европейские задворки, медвежий угол. Скучна, как стиральная доска. Деревенщина, короче говоря. В истории прославилась тем, что немцы впервые применили здесь иприт. Также это родина режиссера Брюно Дюмона, который, ценя аутентичность, приехал сюда из Парижа снимать кино о вечном – про любовь и войну – с непрофессиональными актерами, набранными исключительно из местных жителей. Впрочем, если вы не знаток французского прононса, то поверить в аутентичность придется на слово: действительно, много ли в мире нюхачей, отличающих какой-нибудь «кер-де-шевр» от сыра «ливаро»? Актеры как актеры. С тем же, наверное, успехом могли набрать их под Марселем и Бордо, да и главный герой по паспорту хоть и фламандец, но внешностью совершенно южный человек.
Намного больше аутентичности обнаруживается в том состоянии природы, которое царит на экране первую треть картины. Говоря проще, это наше нынешнее московское не пойми что, которое, похоже, занесло именно что из Фландрии атлантическим циклоном. Та самая западноевропейская промозглость, когда земля уныла, небо давит землю свинцом и, кажется, будет давить всегда. Под таким давлением европейцы легко впадают в грех отчаяния и сотворяют какую-нибудь глупость.
Те же немцы, например, распылили свой иприт.
Перед тем как переместиться на Восток, Брюно Дюмон формулирует незамысловатую интригу «Фландрии», попутно живописуя труд и потеху простых французских фермеров. Вот главный герой – дебиловатый увалень Деместр (Самюэль Буаден), молчаливый верзила с тяжелым взглядом, методично распахивает трактором угодья. На поле выходит героиня местных кривотолков, не отягощенная предрассудками девушка Барб, и увлекает механизатора в кусты. Сельхозработы продолжаются. Вечером, отгремев ведром и покормив свинью, Деместр отправляется с фермы в бар. Здесь он тем же тяжелым взглядом наблюдает, как Барб удаляется в кусты с фермером Блонделем.
Короче, на следующее утро мужчины уезжают на фронт. В Ирак. В Афганистан. В Ливан. Далее везде.
Проблема «Фландрии» не в том, что у фильма, вообще-то говоря, тривиальный мессидж: война, любовь, кровь и, как ни стыдно, морковь. В конечном итоге ну каких еще откровений требовать от режиссера, когда на один антивоенный фильм снимается сотня военных и вполне себе романтических? И на том спасибо. Что касается подсмыслов и намеков, то с ними тоже все пучком. Зритель подобных фильмов неглуп, тонко чувствует, ну а тех, кто академиев не кончал, сюда не звали, ибо фильм идет в ограниченном прокате-с. Так что до несложных рифмований сельхозработ с половыми актами, как и бремени белого человека, насилующего арабских женщин, с абортами женщин европейских, не продляющих чистоту расы, как-нибудь допетрим и дойдем. Как и до любовного треугольника, разросшегося вполне по-древнегречески во всемирный фатум глобального конфликта. И до финального «je t'aime» в конце концов тоже дойдем. Или досидим.
Так что и на фландрийские поля, где совокупляются герои, и на ближневосточные пустыни, где убивают детей выстрелом в упор, начинаешь взирать так же бесстрастно и скучно, как на красивую гибель какого-нибудь инопланетного жука.
Весь фильм режиссер с этим взглядом ничего поделать либо не хочет – тогда он циник и сноб, либо не может – тогда творческий метод господина Дюмона, известного странной нелюбовью к эмоциям и любовью к скуке, несостоятелен, а его репутация, дважды увенчанная каннской пальмой, сомнительна. Верно и то и другое, скорее всего. Ему и пощечина.
Вы не мoжeте начинать темы Вы не мoжeте отвечать на сообщения Вы не мoжeте редактировать свои сообщения Вы не мoжeте удалять свои сообщения Вы не мoжeте голосовать в опросах
Движется на чудо-технике по сей день
Соблюдайте тишину и покой :)
1999-2019
