Ну вот и всё :)
Эти Форумы Лотоса завершают своё существование, как и было запланировано Новые Форумы Лотоса ждут всех и каждого. Новый подход, новые идеи, новые горизонты.
Если хотите продолжать старые темы, то открывайте их на новом форуме под тем же названием и оставляйте в первом сообщении ссылку на старую тему.
Сообщения: 4565
Темы: 47
Откуда: Москва, Закарпатье Профиль Карма: +205/–17
ALTER EGO и другие рассказы
ALTER EGO
Пробуждение, как всегда в последнее время, не сулило никаких радостей. Я лежал в постели, полный решимости продержаться до победного конца. До отправления нашей любимой электрички оставалось еще целых полтора часа.
Предки шебаршились на кухне, базарили о чем-то вполголоса. Время от времени они то вместе, то порознь бесшумно просовывались в мою комнату. Шестое чувство безошибочно подсказывало мне, когда необходимо выдать очередную порцию храпа.
- Что-то он в последнее время слишком громко храпит, - шепотом сказала мать. - Меня это беспокоит. Помнишь, в "Здоровье" писали, что от храпа умирают во сне?
- Не от храпа, а от внезапной остановки дыхания, - пробасил отец.
- Тише! - сердито зашипела мать. – Какая, в конце концов, разница, как это называется, если ему грозит опасность?!
Мой отец - отставной майор, голос у него, как у покойного генерала Лебедя, - того самого, который баллотировался в президенты, а стал губернатором. Тихо он говорить не умеет.
- Может показать его врачу? - озабоченно проговорила мать.
- Дрыхнуть надо меньше, - затрубил отец. - Здоровый тридцатилетний мужик сидит на родительской шее, никакой помощи от него не допросишься.
Я натянул одеяло на голову. Кажется, старик завелся - теперь хорошего не жди.
- Ладно-ладно, - примирительно зашептала мать. - Пусть отдохнет. Сам знаешь, сейчас не так легко работу отыскать.
- Терять не надо было! Оболтус!
Последние фразы раздались уже из прихожей.
Я с облегчением перевел дыхание. Похоже, сейчас, наконец, отчалят.
И действительно! Дверной замок ласково щелкнул, и этот звук музыкой отозвался в моей измученной душе.
Какое все-таки счастье, что у нас есть дача! Этим словом мои старики называют лысый пятачок размером в шесть соток с торчащей посредине избушкой на курьих ножках.
Пятачок со всех сторон обнесен невысоким забором из сетки "Рабицы", сквозь которую за тобой круглый день наблюдают соседи.
Просто какая-то круговая осада. Мрак!
С трех сторон наблюдение ведется постоянно, а с четвертой - там, где вход, - периодически, по мере проследования очередной партии заключенн... - тьфу, дачников, прибывающих из города каждые полчаса.
Если бы я был депутатом, обязательно внес бы на рассмотрение в Думу законопроект о замене тюремного заключения принудительными работами на дачных участках. Даю голову на отсечение - кривая преступности с бешеной скоростью устремится к нулю.
Два часа дышишь чужим потом и обливаешься своим в тесном безвоздушном пространстве пригородной электрички. Затем трехкилометровый кросс по пересеченной местности с пятидесятикилограммовым рюкзаком за спиной и двумя пудовыми сумками в руках.
Это, так сказать, разминка.
После этого тебя ставят под палящим солнцем в двусмысленную позу и заставляют прямо руками копаться в земле, к тому же старательно унавоженной предками. Китайская пытка под названием прополка.
Старательно опускаешь глаза, чтобы лишний раз не наткнуться взглядом на неэстетично торчащие отовсюду малоаппетитные зады таких же, как ты, бедолаг.
Единственный на свете зад, который возбуждает во мне приятные эмоции, принадлежит моей жене Галке. Поставить бы ее передо мной вместо упитанной соседки Марьиванны в розовых панталонах, и, ручаюсь, моя производительность возрастет раз в пять, если не в десять. Но Галка и в хорошие времена обходила нашу дачу стороной.
Спрятаться негде. По нескольку раз в день уныло бредешь в угол пятачка к серому дощатому сортиру с вонючей парашей. К нему на расстоянии вытянутой руки примыкают еще два точно таких же соседских сортира. С тоской смотришь сквозь щелястые стены на копошащихся в них узников, слышишь громкое журчание и другие, не менее громкие звуки, происхождение которых не вызывает сомнений, и пулей вылетаешь на воздух, с трудом сдерживая рвотные позывы.
После этой пытки начинаешь терпимее относиться к главной - прополке.
А там и вечер - о его приближении уже давно сигналят зудящие полчища подмосковных комаров. Ну, это разговор особый - "На бой кровавый, святой и правый, марш-марш вперед, рабочий народ!"
Так что, дорогие предки, грешен, конечно, но вы меня на свою дачу никакими калачами не заманите.
Разве что под дулом пистолета. Или если уж очень достанете. Это у вас, надо признать, мастерски получается. И пистолет не нужен.
И все же да здравствует дача! Да здравствует свобода! Судя по немалым запасам провизии, которую они заготовили с вечера, мне обломилось верных пять, а то и шесть дней свободы!
Я вытащил из-под подушки небольшую книжицу в бумажной обложке болотного цвета - таких сейчас горы на каждом книжном прилавке. Они учат, как обрести счастье и свободу, как стать независимыми от болезней и неудач, как влиять на других людей.
Вообще, конечно, неплохо бы повлиять на отца с матерью, чтобы они подзадержались на даче на пару недель.
Или на Галку. Чтобы она вернулась ко мне. Потому что я отчаянно скучаю по ней. И по своему белоголовому одуванчику Лешке тоже.
Или на Мадам, которая выперла меня с работы за то, что я нечаянно утопил, пардон, в унитазе ее загранпаспорт с шенгенской визой. Паспорт я, конечно, выловил и высушил, но виза, как оказалось, пришла в негодность, и бдительные пограничники из Шереметьева-два дали обалдевшей от неожиданности шефине от ворот поворот.
Я честно рассказал, как было дело. Перед Шереметьево я заскочил в офис, забрал у Наташи-секреташи паспорт со злосчастной визой - у нас все всегда делается в самый последний момент. Естественно, захотелось посмотреть, как выглядит эта самая виза, а кругом тьма народу. Даже в туалете. Ну, зашел в кабинку, открыл паспорт, и тут кто-то дернулся в дверь. Я его и выронил от неожиданности.
Что было потом, лучше не вспоминать.
А в общем, все это влияние на других людей - чушь собачья.
Ну, положим, Галка, повинуясь гипнозу или магическому воздействию, подпустит меня к себе. И я, как прежде, буду встречать ее у дверей, по-щенячьи визжа от радости и виляя хвостом. А она будет старательно уклоняться от моих поцелуев. И оживленное выражение мгновенно сползет с ее личика, сменяясь брезгливой, унылой гримасой. Личико при этом станет злым, некрасивым и даже не очень молодым, а я почувствую, как у меня опускается хвост и все остальное.
Положим, Мадам вновь возьмет меня на работу и с усталым отвращением будет регулярно читать нотации, от которых у меня давно увяли не только уши, но и другие части тела, а я буду старательно делать вид, что слушаю.
Как говорят в Одессе: "Мне это надо?"
Разве что родителей можно было бы оставить на даче до упора. Но у них ведь продуктов всего на неделю. Подметут все крупы, консервы и колбасу и перейдут на черствый хлеб с кипятком.
Да ладно, пусть возвращаются. У них, бедных, итак никаких радостей в жизни не наблюдается, кроме сладкой дачной каторги.
Я раскрыл книгу. На чем мы вчера вечером остановились? Помнится, попалось мне одно прелюбопытное местечко - специально отложил книгу до утра, чтобы почитать на свежую голову.
Так. Чакры нам и задаром не нужны - читали-с. Типы характеров с голыми дяденьками и тетеньками - тоже.
Однако, до чего же резвая фантазия у автора!
Длинные руки и ноги - шизоид, толстый живот - психопат, впалая грудь - извиняюсь, орал, мягкие страдающие глаза вкупе с сильными руками и сутулой спиной - мазохист. Черт побери, да это же мой обобщенный портрет! И хоть бы одно доброе слово употребил - сплошные ругательства. Словно и не существует на свете нормальных людей.
Ну ладно, пусть себе резвится. А вот то, что мне нужно.
Субличности. Американская методика - так я и знал. Идиотское слово "субличность" вполне можно перевести хорошим русским словом "душа". Но не в этом суть, господа!
Итак, в каждом человеке изначально живет несколько субличностей или душ. Как правило, одна из них подавляет все остальные, и человек чувствует себя несчастным, неудовлетворенным и нереализованным.
С помощью специальных психотехник подавляемые личности можно вывести на поверхность, и человек неожиданно становится неузнаваемым. Робкие и забитые хлюпики начинают командовать и вести за собой, застенчивые дурнушки превращаются в неотразимых, уверенных в себе леди, обжоры с презрением отворачиваются от любимых лакомств.
Оч-чень интересно!
Я захлопнул книгу и начал напряженно размышлять.
У психиатров раздвоение личности называется шизофренией, древние римляне говорили об альтер эго, втором я. Один из героев Ремарка влюбляется в прекрасную пациентку психиатрической больницы - неземную, загадочную девушку, которая после излечения становится заурядной обывательницей и, что самое интересное, полностью забывает о своем романтическом больничном романе. А знаменитые Джекил и Хайд - добропорядочный буржуа и кровавый маньяк-убийца в одном лице?
Так что никакой Америки - все давным-давно известно!
Что во мне живет, как минимум, еще два непроявленных человека - это факт. Их присутствие я ощущаю время от времени чуть ли не с детства.
Одного - назовем его Владимиром Петровичем - отличает сильное стремление к познанию окружающего мира, тайных движущих сил и законов, управляющих жизнью. Дай ему волю, и он станет каким-нибудь магистром тайного знания или, на худой конец, доктором философии, а если уж совсем не повезет - психологом. Моя лень, слава Богу, спасает меня и от философии, и от психологии, и от всех тайных знаний вместе взятых.
Другой - пусть он будет Владимиром - обладает высоко развитым чувством долга и ответственности. Его переполняют альтруистические идеи, к тому же он патологически трудолюбив. Этот вообще социально опасен. Поддайся ему, и превратишься в обычного лоха, добытчика халявы для всей семьи, а заодно друзей, сослуживцев, дальних и очень дальних родственников, знакомых, мало знакомых и даже совсем незнакомых.
А я сам? Я, Вовка Козюлин - никчемный, никому не нужный, опустившийся мужик, не способный по-мужски ублажить любимую жену или хотя бы отстоять свое право воспитывать собственного сына, не умеющий заработать плевых денег на тачку, чтобы, по крайней мере, освободить своих стариков от неподъемных баулов и чемоданов, - разве я не опасен для самого себя и окружающих?
Должен же быть во мне кто-то еще...
Тот с кем спокойно и надежно, интересно и здорово, весело и легко.
Как же его зовут?
Громкий звонок телефона прервал мои размышления.
- Володя? - нежно спросил красивый женский голос.
- Галка! - радостно завопил я в трубку.
- Это Юлия Борисовна, - улыбнулся голос.
Так звали Мадам. Но с ней явно что-то произошло. Уж чего-чего, а нежности по отношению ко мне она никогда не испытывала.
И по имени она меня никогда не звала. Обходилась местоимениями и безличными командами: Зайди! Съезди! Привези!
- Ты сегодня свободен? - голос по-прежнему переливался нежными трелями пастушьей свирели. Кто бы мог подумать, что голос Мадам может звучать подобно флейте! У меня он всегда ассоциировался с фаготом или охотничьим рогом.
- Относительно, - осторожно ответил я.
- Ты уже нашел работу? - встревоженно прозвучало в трубке.
- Что бы сие значило? - удивленно подумал я и, сделав небольшую паузу, дипломатично произнес:
- Пока еще не определился.
- Ты бы не мог заехать ко мне сегодня? Прямо сейчас, - в ее голосе явно послышалось облегчение. - У меня есть к тебе очень интересное предложение.
Я опешил. Мадам превратно истолковала мое молчание.
- Знаешь, мы тут "Волгу" купили, - заторопилась она. - Я решила, пусть будет в твоем распоряжении. Если тебе надо на выходные поехать на дачу или еще куда-нибудь в пределах Московской области - пожалуйста, я тоже не буду возражать.
Уж не издевается ли она надо мной? Хотя вряд ли - к розыгрышам она склонна меньше всего на свете.
- Мне нужно подумать, - выдавил я из себя.
На самом деле мне были необходимы несколько секунд передышки, чтобы взять себя в руки и не завопить от восторга дурным голосом. Прямо в ухо Юлии Борисовне.
- Понимаешь, Володя, - между тем продолжала она, - я хотела поручить тебе некоторые дополнительные обязанности с увеличением зарплаты не менее, чем вдвое.
Все! Больше не могу! Сейчас заору!
Я набрал побольше воздуха, зажал трубку рукой и громко выдохнул, на всякий случай отвернувшись в сторону. Но это не помогло.
- Юлия Борисовна, если можно, я вам перезвоню через полчаса, - еле сдерживаясь, произнес я.
- Конечно, Володя! Я буду ждать твоего звонка, - клянусь, она начала нервничать!
Братцы мои! Да что же это происходит!
Я положил трубку. Кричать было как-то глупо, поэтому я выбежал в коридор и сгоряча подтянулся раз тридцать на отцовском турнике. Если б не низкий потолок, я бы и "солнышко" закрутил, как, бывало, в армии.
Так, теперь в душ! Юлия Борисовна терпеть не может запаха пота. Она говорила мне об этом раз пятьдесят. Наверное, думает, что у меня что-то с памятью.
Одев - впервые! - светлый костюм, подаренный мне Галкой на пятилетний юбилей свадьбы, я подошел к зеркалу и остолбенел. На меня смотрел незнакомый элегантный мэн из тех, что показывают по телевизору. Правда, прическа под горшок с челочкой-лесенкой - мое собственное творение - не совсем сочеталась с этим образом.
Обычно я стригу себя сам - не люблю сидеть в парикмахерской. Но ради такого случая можно съездить в салон - всего-то три остановки на троллейбусе.
Только сначала разведаю, в чем дело.
Услышав мой голос, Наташа-секреташа радостно затараторила:
- Ой, Володя, нам так плохо без тебя! Твой преемник разбил фару на мерсе, Юлия Борисовна его уволила. А другой, представляешь, оказался скрытым алкоголиком. Работал-работал, а потом напился и загнал этот мерс каким-то жуликам. Пришлось "Волгу" купить. А тут его и нашли.
- Кого, его? - я что-то стал плохо соображать.
- Мерс, конечно. Этого дурака никто и не искал. Они с него сами деньги стребуют.
- Кто, они? - мне вдруг показалось, что я сплю.
- Жулики. Да ерунда все это! Ты мне лучше скажи, ты-то сам как? Где работаешь?
- Пока нигде.
- Слушай, правда?! Вот здорово! А то у нас две машины - и ни одного шофера. Юлия Борисовна только что твой телефон спрашивала. Она тебе звонила?
- Звонила, приглашала на работу.
- Ну и как, придешь?
- Сегодня заеду, Наташ, я сам без вас соскучился.
- Приезжай, Вов, я всех наших предупрежу - мы тебя все время вспоминаем.
- Ставь самовар, через часок буду! И чтобы больше никаких "Вов"! Меня теперь зовут Володя - и никак иначе. И остальным скажи.
- Скажу, а то и правда несолидно. Личный водитель директора, а все Вовка да Вовка.
Ну, пока, Володь! Ждем!
СТАТЬ БАБОЧКОЙ
Ключ, по обыкновению, застрял в замочной скважине. Месяц назад они решили поменять дверь. Так, на всякий случай, слишком много электроники и дорогих вещей скопилось за последнее время. В новой сейфовой двери были установлены особые секретные замки, которые невероятно раздражали Свету. Чертыхнувшись, она, наконец, с усилием повернула ключ и вошла в квартиру.
В прихожей пахло чем-то чужим. Запах был антипатичным до тошноты - какие-то приторно-сладкие, резковатые духи. Откуда бы им здесь взяться?
С некоторых пор она стала слишком чувствительной к запахам - мучительные приступы рвоты одолевали ее в общественном транспорте, женской консультации, даже в собственном туалете, особенно, когда ей приходилось опорожнять Игоряшкин горшок.
Глеб сразу сообразил, в чем дело, сам мыл Игоряшку после больших дел, деловито чистил горшок и не подпускал к нему Свету. Он решительно запретил ей ездить в автобусе, подвозил ее к поликлинике на недавно купленной девятке, ждал, сколько нужно, и отвозил домой.
Наталья Ивановна, лечащий врач-гинеколог, настойчиво советовала Свете лечь в больницу, но это было невозможно из-за Игоряшки. Они с Глебом приехали из провинции, навещали родителей лишь по большим праздникам. О том, чтобы оставить у них сына, не было и речи.
Глеб хорошо зарабатывал, но когда он предложил взять Игоряшке няню, Света отказалась наотрез. Детский сад был специализированным, там учили английскому языку, музыке и живописи. Ни одна няня этому не научит, а деньги практически те же.
Она сама отводила сына в детский сад. Идти надо было через сосновую рощу - эдакое чудо чуть ли не в центре города! Света очень любила эти прогулки - сама ни за что бы не пошла, а так совмещала приятное с полезным. Игоряшка то и дело убегал вперед, возвращался обратно и снова убегал, а она неспешно переваливалась сзади, тяжело волоча большой, круглый живот, уже не помещавшийся в просторной, на два размера больше, теплой куртке-дубленке, специально купленной еще в Игоряшкины времена.
Отвратительный сладковатый запах, поселившийся в прихожей за неполный час Светиного отсутствия, неприятно диссонировал с терпким хвойным ароматом зимних сосен и утренней морозной свежестью, принесенными ею из рощи.
В комнате послышался шорох, потом грохот опрокинутого стула. Болезненно поморщившись, ведь только недавно сделали ремонт, отциклевали паркет, Света скинула куртку и с трудом начала стягивать с себя сапоги.
Из комнаты вылетел взъерошенный Глеб.
- Ты же в ателье собиралась! - выпалил он.
- Портниха заболела, а тебе-то что? - удивилась Света.
Она действительно зашла по дороге в ателье, хотела забрать "беременные брюки", но они, по-видимому, будут готовы, когда она уже родит.
Самостоятельно справившись с сапогами, - почему-то сегодня Глеб не предложил свою помощь - Света направилась в комнату, но муж загородил ей дорогу.
- Подожди, не ходи туда, - растерянно бормотал он.
- Да что с тобой происходит?! - рассердилась Света.
- Пойдем на кухню, мне надо тебе кое-что сказать.
Неожиданно Света увидела в углу пару замшевых сапожек на высоких каблуках. Сапоги были чужими. Она беспомощно оглянулась на вешалку - там висела длинная пушистая шуба. Чернобурка. Света - высокая, почти одного роста с мужем, таких сроду не носила, предпочитала короткую одежду, спортивный стиль.
Света была не из слабеньких, с удовольствием занималась бодибилдингом, прервала занятия лишь в последние месяцы беременности, а вскипевшая ярость утроила ее силы. Оттолкнув Глеба, она влетела в комнату, по которой в панике металось полуодетое, растрепанное существо. Света наметилась кулаком в остренький, длинноватый носик и вложила в удар всю свою ненависть к мужу.
Существо завизжало нечеловеческим голосом и бросилось к двери. Опомнившийся Глеб схватил Свету в охапку и бросил ее на смятую постель. Пока он запирал дверь изнутри, Света нащупала рукой тяжелую хрустальную пепельницу - на окурках явно просматривались следы помады, но Свете было не до деталей - и запустила ее во всклокоченную Глебову шевелюру. Даже в такой момент она контролировала себя и понимала, что попади она ему в голову, запросто проломает череп. Глеб пригнулся, и пепельница пролетела мимо, благополучно приземлившись в куче плюшевых Игоряшкиных игрушек.
Соскочив с кровати, Света бросилась к двери - судя по доносившимся из прихожей всхлипам и подвываниям, существо все еще находилось там. Глеб крепко схватил жену за руки, не давая открыть защелку.
- Давай быстрее! - крикнул он, обращаясь не к ней, Свете, а к гаденькому существу, шевелящемуся за дверью.
Это показалось дополнительной порцией предательства. Ей стало так обидно, что в одну секунду улетучились и ярость, и ненависть, и буйный настрой. Куда-то исчезли силы, захотелось лечь прямо на пол и умереть. Тут же. Прямо у него на глазах.
Наконец входная дверь захлопнулась, и Глеб ослабил хватку. Увидев, что Света не двигается, он разжал руки, опасливо взглянул на нее и тут же отвел глаза.
- Пойми, это была случайность. Между нами ничего не было. - Он старался говорить спокойно и убедительно, но глаза у него бегали.
- Ты можешь исчезнуть куда-нибудь? Хотя бы ненадолго, - глухо сказала она.
И тут же обожгло ревностью - сейчас бросится за ней.
Она уже поняла, что с этим как-то придется жить, к этому придется привыкать. Бросится он за ней сейчас или потом, сегодня вечером или через несколько дней - в принципе это уже не имеет никакого значения. Уже случилось, уже произошло - обратного хода событиям не дано.
Он колебался - наверное, боялся, что она может сгоряча натворить что-нибудь. Например, руки на себя наложить.
- Не волнуйся, я в порядке. Во всяком случае, из окна бросаться не собираюсь, - успокоила она его.
Глеб вышел из комнаты.
Чтобы чем-то занять себя, Света начала убирать постель. И вдруг брезгливо сжалась - на подушке лежала маленькая заколка для волос. Она схватила огромную полиэтиленовую сумку-пакет и быстро начала запихивать туда простыни, наволочки, пододеяльники. Подавила острое желание присоединить к этому вороху подушки и одеяла - не напасешься на каждую шлюху.
Вышла к мусоропроводу, положила пакет на подоконник и вернулась обратно в квартиру.
Из ванной доносился шум воды.
- Душ принимает, - с ненавистью подумала Света.
Внезапно пришедшая в голову мысль о том, что он сейчас уйдет, а она останется совсем одна со своей бедой, показалась ей невыносимой. Выяснять отношения было еще невыносимее. Идти было некуда. Она нервно шагала по комнате - из угла в угол, от окна к двери и обратно.
- Даже в постель теперь не лечь, - она живо представила себе то, что происходило в этой постели лишь несколько минут назад, и к горлу подкатила тошнота.
Света побежала в ванную, начала молотить кулаками в дверь. Глеб стоял перед ней совсем голый, и это показалось ей отвратительным. Она не успела добежать до унитаза - вся ее боль, все унижение, все отчаяние изверглись из нее прямо ему под ноги в виде дурно пахнущей мутной жижи.
Схватив швабру, Света начала вытирать пол. Раньше она бы умерла от стыда в такой ситуации - ни за что в жизни она не согласилась бы предстать перед ним в отталкивающем виде. Мысль о том, что она может стать неприятна ему, всегда приводила ее в ужас. Она мылась под душем по нескольку раз в день, пользовалась самыми дорогими дезодорантами и духами, зорко следила за его реакцией.
Теперь же ей было все равно.
Глеб натянул трусы, наполнил ведро водой, взял тряпку и присоединился к ней. Она беззвучно заплакала. Горечь неожиданно приобрела оттенок сладости. Только что ненависть, боль и обида сжигали все нутро, и вдруг все изменилось.
- Свет, прости меня, сам не понимаю, что на меня накатило. - Они сидели на корточках друг против друга над ведром с мутной водой. Света взглянула ему в глаза - в них светилось что-то хорошее. Ей очень захотелось встать и обнять его, но это было бы совсем против правил.
- Кто она? - вопрос был произнесен тем же глухим, жестким голосом. Света явственно увидела, как в нем что-то щелкнуло, и свет в его глазах тут же потух. Она почувствовала невольное сожаление, но поезд уже покатился в противоположном направлении.
- Наша новая сотрудница, - холодно ответил Глеб.
- Значит, не случайность, - пронеслось у нее в голове.
Она встала, вымыла руки с мылом, тщательно вытерла их полотенцем и вышла из ванной. Бесцельно заглянула в кухню, села на табурет.
Глеб вышел вслед за ней, быстро оделся и ушел, хлопнув дверью.
Света медленно вошла в комнату. На ковре белели окурки - два обычных и два помеченных розовыми полосками. Появилось какое-то дело, и это было хорошо. Она взяла веник с совком, замела окурки на совок, пошла на кухню, брезгливо держа совок подальше от себя, взяла спички и подожгла окурки прямо на совке.
Она сама не понимала, зачем делает это. Было в этом действии что-то ритуальное, символическое. Но разбираться не было сил.
Вернувшись в комнату, Света села в кресло и замерла, незряче глядя в окно на серое, безжизненное небо. Машинально взяла записную книжку, потянулась к телефону и набрала номер. Долго слушала длинные гудки, почти не надеясь на ответ.
- Алло-о, - вдруг раздалось в трубке.
Это было настолько неожиданным, что Света растерялась и не смогла произнести ни звука. Сидела и молчала.
- Я вас внимательно слушаю, говорите, пожалуйста, - голос явно улыбался и нисколько не сердился на нее.
- Оксана, - нерешительно сказала Света.
- Да, это я, - несколько нетерпеливо откликнулся голос. - А кто говорит?
- Вы, наверное, меня не помните. Меня зовут Света. Три года назад мы с моим мужем занимались у вас в школе родительского опыта и рожали вместе с вами в ванне.
- Очень хорошо помню, - радостно зазвенел голос. - Вашего мужа зовут Глеб, а малыша назвали Игорьком. Кстати, как он?
- Спасибо, уже учится вовсю. Ходит в специальный детский сад - музыка, живопись, английский.
- Здорово! А когда придете за следующим?
Света живо представила белозубую, золотоволосую красавицу Оксану, духовную акушерку, которая принимала у нее Игорька.
Почему-то вспомнились глаза Глеба - встревоженные, любящие, сострадающие. Ему тогда тоже досталось. Он совсем не был готов к ее страданиям. Им казалось, что все будет празднично и весело.
- Оксаночка, у меня беда, - Света замолчала, сдерживая накатившую боль, закрыла трубку рукой, чтобы Оксана не услышала, как она безуспешно борется с собой, чтобы не разреветься, как последняя дура.
- Я сейчас приеду, - вдруг услышала она и вот тут уже не смогла удержаться. Захлюпала, застонала, заревела в голос, давясь неудержимыми рыданиями.
- Никакой беды нет, понимаешь? Тебе только кажется, что это беда. А это просто генеральная репетиция перед будущим счастьем, - отчетливо прозвучал Оксанин голос.
Смысл сказанного дошел не сразу. А когда дошел, то показался настолько диким, что рыдания застряли у нее в горле.
- У вас все тот же адрес? - спросила Оксана.
- Да, - растерянно ответила Света.
- Жди, буду минут через тридцать.
- Спасибо большое, - только и смогла выдавить из себя Света, совсем сбитая с толку.
Звонок в дверь раздался очень скоро - на пороге стояла ослепительно красивая Оксана. От нее шло сияние и тепло, как от щедрого июльского солнышка.
- Поздравляю, так я и знала, - она обняла Свету. Объятие излучало любовь и доброту. Свете стало легко, невыносимое чувство одиночества мгновенно растаяло, словно растворилось в этом объятии.
- Чай будем пить? Смотри, что я принесла. Вафельный торт с кокосом! Как ты относишься к кокосам?
- Хорошо, - Света неловко взяла коробку, и торт чуть не упал на пол.
Оксана перехватила коробку, положила ее на столик, быстро скинула коротенькую разлетающуюся шубку и сапожки.
- Сменную обувь всегда ношу с собой, - засмеялась она, доставая из пластикового пакета туфельки.
Они сидели на кухне и пили чай с тортом. Света удивленно прислушивалась к себе - боли не было, трагедии тоже. Ей было хорошо!
- Ну, я пошла, - неожиданно сказала Оксана. - У меня одна мамочка на сносях, вот-вот родит. Приходится сидеть на телефоне. Вот куплю мобильник и стану свободной, как бабочка.
- Подожди немножко. Пожалуйста, - попросила Света. - С тобой так хорошо стало.
- Это не со мной, - возразила Оксана. - Это с ним. С твоим человечком. Он у тебя совершенно необыкновенный.
- Откуда ты знаешь? - польщенно улыбнулась Света.
- Во-первых, чувствую. А во-вторых, знаю - по уровню испытания, которое тебе досталось.
- Я же тебе ничего не рассказала, - опешила Света.
- Я и так знаю. Испытание любви. Оно часто дается тем, кто по-настоящему любит друг друга.
Глаза снова заволокло слезами. Они стояли в прихожей, Оксана причесывалась перед высоким зеркалом. Сейчас она уйдет...
- Знала бы ты, что сейчас произошло, - горько улыбнулась Света сквозь слезы.
- У всех происходит одно и то же, поверь мне, - мягко сказала Оксана, взяв ее за руку. - И вы с Глебом не исключение. Чем сильнее любовь, тем серьезнее испытание.
- Но он же не любит меня! - с болью вырвалось у Светы.
И тут же перед ней возник Глеб - раздетый, сидящий на корточках над ведром с мутной жижей, такой, каким он был всего час назад. Она вспомнила его взгляд - добрый, виноватый и ... любящий. Да-да, именно любовь светилась в его глазах - ошибиться в этом было невозможно!
- Ну вот, ты сама себе не веришь, - безошибочно прочитала ее мысли Оксана. Она накинула легкую шубку, ласково коснулась губами Светиной щеки и взяла со столика свою сумочку. - И помни, всегда помни, что он берет на себя самую трудную работу. Думаешь, легко присутствовать при рождении? Рожать намного легче - поверь мне. Думаешь, легко предавать самого дорогого на свете человека? Но это его роль, которую он ОБЯЗАН - она выделила голосом слово "обязан" - сыграть до конца.
Света онемела. Откуда она узнала?!
Они вышли на лестничную площадку, Оксана нажала на кнопку лифта.
- Не прощать его надо, а благодарить. За то, что он - ради тебя, ради вашего будущего малыша - взял на себя эту грязную работу.
Теперь дело за тобой. Сумеешь не утонуть в обидах и сохранить свою любовь, ребенок родится крепким, красивым и талантливым. И судьба его будет прекрасна. Мало того, он принесет вам с Глебом удивительное счастье. Вот увидишь!
Счастливо! - Оксана вошла в лифт, помахав на прощание рукой.
Света вернулась в квартиру совершенно сбитая с толку.
Как бы то ни было, что-то прояснилось в душе, ушла невыносимая боль, исчезла обида. Глеб любит ее, в этом нет никакого сомнения. Но зачем он это сделал? Что это за испытание, о котором говорила Оксана?
Она накинула куртку и вышла на балкон. Из-за серых облаков показалось солнышко, внизу шла Оксана, она оглянулась, увидела Свету и остановилась.
- Посмотри, как хорошо! Выходи погулять! - зазвенел ее голос.
- Хорошо, Оксаночка! Спасибо тебе! - радостно откликнулась Света.
Оксана послала ей воздушный поцелуй и легко побежала к остановке - подходил ее троллейбус.
Света оделась и пошла в сосновую рощу. Верхушки высоких сосен плавали в золотом солнечном свете. Света прикрыла глаза и тоже окунулась в золотой поток.
- Господи, хорошо-то как! - благодарно подумала она.
Ей показалось, что она долго-долго - целую вечность - просидела в душном, темном коконе, не зная, что там, за прочными, непробиваемыми стенами. Скоро, очень скоро мрачные стены рухнут, и за ними окажется удивительный солнечный мир, о котором она до сих пор не имела ни малейшего понятия. И неподвижная, уродливая куколка превратится в прекрасную бабочку - легкокрылую и свободную.
А может, уже превратилась? Иначе откуда это счастье, необычайная легкость, чувство полета?
Кажется, она поняла, почему ей выпало это испытание! Она была глупой, ревнивой собственницей. Ленивой гусеницей, не видевшей вокруг себя ничего, кроме вкусных капустных листьев. Любящий муж, отдельная квартира, новая машина, дорогая одежда, благополучный ребенок, престижный детсад - что еще нужно гусенице для полного счастья?
Так могла пройти вся жизнь. И она никогда бы не догадалась о том, что за уютными, прочными стенами существует другая реальность - радостная, светлая и прекрасная.
Она открыла глаза и ... увидела Глеба. Он бежал к ней, испуганный, встревоженный. Подбежал, поднял ее на руки и понес. Света крепко держалась руками за его шею, слушала его дыхание и ощущала себя немного незнакомой, новой, повзрослевшей.
Она заглянула Глебу в глаза. В них снова светилось то, что она увидела сегодня утром. Любовь... - что же еще могло так изменить мир вокруг них? А мир и впрямь изменился.
Сообщения: 4565
Темы: 47
Откуда: Москва, Закарпатье Профиль Карма: +205/–17
БОЛЬ
Маленькая картонная книжица рвотно-зеленого цвета, удостоверяющая право на владение могилой, и два ключа на колечке - один от квартиры, другой - от пустого гаража. Вот и все наследство.
Толстые, растрепанные тетки с расплывшимися лицами, опухшими от слез, - бывшие Гошины коллеги - вручили Анне это богатство, не сочтя нужным чуть-чуть умерить осуждение и презрение во взорах.
Анна поежилась, вспомнив их колючие взгляды, с ненавистью скользившие по ее длинным, распущенным волосам и модному плащу, недавно привезенному из Берлина. Ну нет у нее другой черной одежды, кроме этого плаща. Вот волосы могла бы, конечно, перехватить заколкой. Не догадалась.
И макияж не надо было делать по полной. Многолетняя привычка. Выйти из дома ненакрашенной - все равно, что зубы не почистить.
Она с удивлением подумала о том, что утреннее исчезновение косметички вполне могло оказаться знаком. Пришлось несколько раз обойти всю квартиру, пока глаза, наконец, не выхватили пухлую кожаную сумочку, сиротливо лежавшую в прихожей на полке для головных уборов.
Как ее угораздило положить туда косметичку? Полная амнезия сознания.
Звонок Гошиных коллег застал ее у зеркала в прихожей, и она машинально положила косметичку не в сумочку, а на полку.
- Егор выбросился из окна. Похороны завтра, в одиннадцать.
От такого известия не только косметику, все мозги растеряешь.
Бедный Гошка!
Наверное, они долго колебались - звонить, не звонить. У Гошки ведь никого не было, кроме нее. Да и ее уже не было. Просто не успели развестись. Не нашли времени за два с половиной года.
Значит, он так никого и не встретил.
Анна сама не заметила, как оказалась перед знакомым обшарпанным подъездом блочной двенадцатиэтажки, где они с Гошкой прожили - дай Бог памяти ... - лет семь, не меньше.
Она с суеверным ужасом посмотрела вверх, на то самое окно. К счастью, на асфальте не осталось никаких следов. Анна потянула на себя дверь и оказалась в темном, пахнущем сыростью подъезде. Оба лифта не работали. Пришлось идти пешком на восьмой этаж. Ничего. Хорошо, что не восьмидесятый.
Она вспомнила свой офис в Нью-Йоркском небоскребе, где проработала целых два года. Никакой ностальгии! Ту жизнь она вспоминала с удовлетворением - хорошо, что этот опыт был. Но возвращаться туда совсем не хотелось.
Ключ легко повернулся в замочной скважине. Золотые Гошины руки не терпели скрипа, щелей, плохо подогнанных рам и прочих недоделок. В квартире было очень чисто. Слишком чисто. Когда он убирался в последний раз? Навел порядок в квартире - и шагнул в бездну. О чем он думал? Страшно ли ему было?
Она зашла в спальню и остолбенела. Со стены на нее, смеясь, смотрели ... ее собственные глаза. Огромная фотография - просто целый портрет! Метр на метр.
Столик в каком-то ресторане. Она пьет кофе и насмешливо смотрит в объектив. Где же он ее щелкнул? Кажется, в Останкино. Ну да, они поехали в ресторан "Седьмое небо". Боялись, что не будет мест. А оказалось - никого! Это был подарок. Вся вышка вместе с рестораном - для них одних!
В большой комнате стоял большой книжный шкаф - тот самый. А вот книжные полки, набитые книгами, были ей незнакомы. И книги были совсем не те, которые он читал раньше. Пестрые, яркие обложки - уж не любовные ли романы?
Анна потянула за корешок одну из книг. Андрэ Нортон, перевод с английского, "Звезды принадлежат нам". Тонкая серая бумага. Ящер-дьявол... Дракон... Властелины планеты и их рабы, искусственно выведенные для увеселений... Что за чушь - он никогда не увлекался фантастикой! Она с недоумением поставила книгу на место и пошла в кухню.
В холодильнике стояла кастрюля с каким-то варевом. Несколько яиц, хлеб в целлофане - они с Гошкой всегда хранили хлеб в холодильнике - и больше ничего. В овощном ящике несколько картофелин, на полке три пакетика с грибным супом.
Слишком явная, бьющая в глаза неприкаянность бывшего мужа оказалась для Анны очень и очень неприятным открытием. Она-то всегда считала Егора сильным человеком и совсем не предполагала, что с ее уходом он может надломиться или опуститься. Слава Богу, что не запил и не стал наркоманом - на балконе чисто, нет ни одной пустой бутылки. Хотя какая теперь разница.
Вернувшись в комнату, Анна обратила внимание на одну из полок - там лежали журналы, фотоальбомы, какие-то тетради.
Она взяла одну из тетрадей, раскрыла ее наугад и вздрогнула от неожиданности.
- Вначале я очень страдал от своей беспомощности и полной неопределенности в наших отношениях. Когда для меня стало ясно, что ты ушла к нему окончательно, наступил покой. Вернее, иллюзия покоя.
Несомненно, Гошка писал ей - письмо наконец нашло своего адресата.
- Известие о том, что вы вместе уезжаете в Америку застало меня врасплох. То лето я провел как смертельный больной, уже знающий о своей болезни, но еще пребывающий в полных силах. Попытка взять от последних дней все, что можно, и ужас приближающегося конца смешались в жуткий коктейль.
Сейчас февраль. Второй февраль без тебя, хотя, я знаю, ты уже в Москве. Настроение так себе. Полное ощущение краха личной жизни, потеря всякой надежды. То ли это сезонное чувство, приходящее в конце зимы, то ли...
Анна листала тетрадь похолодевшими пальцами.
- Еще полтора года назад мы поняли, что любая наша ссора и тем более выяснение отношений приводят лишь к головной боли, и замолчали. Но вот как-то утром мы с тобой поговорили две минуты по телефону. Нейтрально и доброжелательно. Никто никому не признавался ни в любви, ни наоборот. А когда я положил трубку, то обнаружил, что болит сердце. Две минуты разговора выбили меня из колеи на несколько недель.
Она хорошо помнила тот разговор. Прожив почти год в Америке и немного остыв от любовных ураганов, Анна решила, что пора ставить точки над "и" и регистрировать новый брак. А для этого было необходимо расторгнуть старый. Через некоторое время вопрос отпал сам собой, но тогда ей очень хотелось определенности.
Она перевернула еще несколько страниц и заглянула в конец тетради.
Здесь было написано что-то странное и не совсем понятное.
- Наши желания стоят немногого, пока внутри нет силы для их осуществления.
- События внешнего мира - это лишь отражение мира внутреннего. Тот, кто способен влиять на расположение едва уловимых сил в этом невидимом мире, легко изменит любую ситуацию в реальной жизни.
Наверное, какие-то цитаты из фантастических романов, заполонивших его книжные полки.
Она прочла последнюю цитату, написанную крупными буквами:
- БЕЗВЫХОДНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ НЕ БЫВАЕТ, ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ЦЕНЫ, КОТОРУЮ ТЫ ГОТОВ ЗАПЛАТИТЬ ДЛЯ ИЗМЕНЕНИЯ СИТУАЦИИ.
Анна снова вернулась к письму.
- Это все ужасно больно.
Как видишь, вспоминаю и думаю я о тебе постоянно - и днем и ночью, но, к сожалению, от этих дум только крыша все больше съезжает.
Из тетрадки выпал на ковер маленький сероватый листочек. Он оказался страничкой из журнала. Анне бросились в глаза тонкие карандашные линии, отчеркивающие строки и абзацы в тексте.
- Пустые дни заполняют меня болью.
- Если удастся выбраться из этой передряги, мы начнем все сначала и, может быть, тогда у нас получится лучше.
Анна зажала рот рукой, чтобы не застонать.
Господи! Но почему же он не обмолвился ни единым словом?! Почему не послал ей эти письма?! Ведь ТАМ у нее давно все кончено!!
- Я слышу голос ветра: он так похож на твой. Ответь мне, что делать дальше. Как мне отыскать тебя?
Его карандаш вырывал из текста фразы, наполнявшие ее болью.
- Я знаю: ты плачешь, зовешь на помощь. Но твой плач умирает с рассветом, и все повторяется вновь и вновь.
Как он узнал?! Как почувствовал ее отчаяние, как услышал ее беззвучный плач?!
- Ты словно живешь на острие водопада, вечно срываясь вниз. Каждый следующий день может стать последним ...
Послушай, что я скажу тебе. Не стоит терять время, потому что это зашло слишком далеко.
Анна опустилась на ковер. Сидела, закрыв глаза, опустив голову на руки и бездумно качалась вперед и назад, словно исполняя бесконечный ритуальный танец скорби.
Внезапно она вспомнила о тонкой тетрадке, лежавшей рядом, нащупала ее рукой и заставила себя открыть глаза.
- Я люблю тебя, - было написано в конце письма, и это были уже не книжные, а ЕГО слова. - Чувства остались, и память тоже, нет только рядом любимого человека.
Наша жизнь, как годовой цикл во множестве рождений, а то, что с тобой случилось, как карнавал жизни. Но карнавал бывает один раз в году. Хотя и на карнавале бывают неприятности. Жизнь, превратившаяся в вечный карнавал, не будет настоящей жизнью.
Анна, уже не сдерживаясь, закричала, застонала, почти завыла, пытаясь выплеснуть из себя с этими жуткими звуками боль, по-хозяйски расположившуюся в душе.
Карнавал, лучше не скажешь ... Призраки под масками любви.
Что было сил неслась за любовью, не замечая ничего и никого вокруг себя. Заглядывала под маски и с ужасом отшатывалась назад, увидев под ними похотливые ухмылки, холодный эгоизм, сытые, равнодушные глаза.
Последние строки были написаны карандашом, под ними стояло позавчерашнее число. Его предсмертные слова, обращенные к ней.
- Сильный человек должен суметь уйти с затянувшегося карнавала. И память о нем останется теплом в сердце. А что останется, если в карнавале жить вечно?
Нити, связывающие нас, натянуты до предела, они уже звенят, еще чуть-чуть, и они лопнут, разметав нас далеко друг от друга. И мы останемся с нашими чувствами. Чувства будут, а человека - нет.
Я хочу быть с тобой рядом. До конца жизни.
Пришло время принятия решений и действий, и это надо понять и принять.
Любящий тебя, ТВОЙ Гошка.
ВАМПИРЫ
Типичная библиотекарша - очки, пучок, бесцветная внешность. Не спеша, копается в формулярах, что-то записывает.
Я рассеяно смотрю в окно, держа в руке одну-единственную книгу в потрепанном бумажном переплете из серии "Классика и современность", и думаю о завтрашней пробе. Молодой, но уже известный режиссер. Мне шепнули по секрету, что шансы очень высоки. Совершенно мой типаж.
На обложке портрет героини. Да, это я. Только не в самый лучший момент жизни. Раскрываю книгу наугад.
- Люблю как сумасшедшая... Рада переносить от него все, все, только бы он был со мной, только б я глядела на него!
И это похоже. Даже очень. К сожалению.
Однако что же это мы не двигаемся? Библиотекарша оформляет формуляр лысому, пузатому дяденьке с красивой черной бородой. Кажется, она исподтишка поглядывает на меня, словно изучает. На часах без четверти шесть.
Любовь... Сладкая отравленная приманка для тараканов. И ведь никто не отказывается.
Корчимся в муках, как те самые тараканы, а сами между тем мечтаем о новой любви. Такой же сладкой, но чтобы не так больно было.
Но вот ведь что получается: где сладко - там больно, а где не больно - там почему-то не сладко. Парадокс!
И классики то же самое наблюдали. Сто лет назад. И двести. И тысячу.
Дяденька, наконец, отходит от стола, и я оказываюсь первой.
Библиотекарша не обращает на меня ни малейшего внимания, неспешно шевелится, перекладывает бумажки, открывает и закрывает ящички стола.
Спешить мне сегодня некуда. Приду домой - и в ванну с книжкой. Мать на даче, Катя с Петриком там же, отец на дежурстве в больнице. Влад на гастролях - поет в какой-то тьмутаракани.
Абсолютная свобода! Хотя, скорее, относительная. После нее острее ощущается невыносимое рабство, в котором я, увы, существую последнее время.
В театре завтра выходной. Это удача.
Не забыть бы позвонить моей любимой кудеснице Валюше. С утра к ней. И сразу на Мосфильм. С преображенным лицом и облегченным кошельком.
Волосы гладенько зачешем назад - и в пучок. Почти как у этой библиотекарши.
Кстати, в чем дело? Кажется, она напрочь забыла о моем существовании.
Большая стрелка висящих на стене часов подползает к шести. После того, как отошел дяденька с бородой, прошло минут десять. Оглядываюсь - за мной никого. Внимательно смотрю на библиотекаршу. Никакой реакции.
Может, шапка-невидимка материализовалась? Вчера на репетиции "Руслана и Людмилы" я и так и сяк примеряла невозможный колпак, который по мысли режиссера должен был символизировать эту самую шапку. Людмила в клоунском колпаке - гениальная режиссерская находка!
При этом воспоминании я ощущаю внезапный прилив раздражения и возмущенно бросаю книжку на стол.
- Сколько можно ждать?!
Блеснув глазами, библиотекарша неожиданно оживляется, на лице проступает довольная улыбка.
Она хитро смотрит на меня и сыто мурлычет:
- Не надо нервничать.
После чего ровно за тридцать секунд оформляет книгу.
- Приятного аппетита, - желаю я ей на прощание.
Она обиженно поджимает губы и оставляет мой выпад без ответа.
Вампирит в открытую - такой наглости я еще не встречала.
Я привыкла к тихому, незаметному вампиризму. Моя маменька вампирит застенчиво, тайком. Очень боится открытых вспышек, довольствуется небольшими выбросами моей энергии. Этакие скромненькие бутербродики-канапе. С сырком или сардинкой, со шпротинкой или прозрачным кусочком ветчинки. Не забыть петрушечки и кружочек свеженького огурчика. Немного лимонного сока. И маслица - чтобы помягче и понежнее.
- Я вот папу ругаю - нельзя все тащить из дома. Надо бы иногда и в дом.
Молчу.
- Вчера Альберту Ильичу "Легенды и мифы Древней Греции" отдал. Считай, подарил.
Начинаю заводиться.
- Почему же ты не сказала отцу, что эта книга нужна мне для работы?
- Упаси Боже! Я в ваши дела не вмешиваюсь.
На лице наигранный испуг. Ей бы в актрисы вместо меня.
Но это только начало.
- Надо бы сказать Владу, чтобы он поменьше Катю отвлекал. Они так долго чай вместе пьют, что у нее на другие дела времени просто не остается. Ты ей такие деньги платишь.
- Ты забыла, мамочка, что платит ей Влад. За свои деньги имеет право распоряжаться домработницей по своему усмотрению, - парирую я.
Раньше я бы не выдержала и начала на нее орать, но это уже перебор. Так много ей не надо. Давление, скорая помощь, а после обиженно поджатые губы, покрасневшие глаза, намеренно не глядящие в мою сторону.
Моего ехидства для насыщения ей явно не хватает. Продолжение следует.
- Это уж точно. По своему усмотрению. Лучше бы квартиру себе снял. Впрочем, меня это не касается.
В эти коротенькие фразы искусно вплетено множество намеков. На то, что муж мне изменяет. На то, что любить такое дерьмо, как я, нельзя, а можно только использовать, что он и делает. И, наконец, на то, что в нашей московской квартире провинциал Влад является абсолютно ненужным элементом, без которого вполне можно и даже желательно обойтись.
Все это мы уже проходили не одну сотню раз. И каждый раз я подкармливала ее своей отрицательной энергией. А вот сегодня не хочу. Пусть поголодает, это полезно.
Насвистывая марш Черномора, встаю из-за стола, чмокаю ее в щечку:
- Спасибо, мамуля, ты очень вкусно готовишь, - и, посмеиваясь, исчезаю в своей комнате, ясно представляя себе ее разочарованную физиономию.
Она просто обожает ссорить меня со всеми домашними, не исключая и маленького Петрика. В мое отсутствие точно так же настраивает их против меня. Мягко и незаметно. А потом втихомолку наслаждается выбросами раздражения, злости, а иногда и самой настоящей ненависти.
И ни за что не признается в этом ни себе, ни другим.
Влад тоже вампир. И посильнее, чем маменька. Он обожает вампирить моих родителей. Это очень легко. Стоит задеть их идеалы, которые они умудрились сохранить с советских времен, - и пируй, наслаждайся.
- Меня это обижает, откуда такой цинизм! - восклицает маменька.
Отец тихо звереет и перестает разговаривать с нами обоими. На мне висит перманентная вина за то, что ввела в дом Влада. Хотя этому эпохальному событию уже исполнилось добрых семь лет.
Чем сильнее бесятся мать с отцом, тем больше цветет мой муженек. На физиономии написано блаженство. Ему только того и надо.
Открываю дверь ключом. В прихожей спортивная сумка Влада. Легок на помине. Вернулся с гастролей? Так быстро?
Не знаю, радоваться или печалиться. Без Влада я скучаю, но уединиться с классиком теперь уже не удастся.
- Здравствуй, мой маленький, - он нежно целует меня в нос, глаза, шею, щекочет длинными, до плеч, блестящими, вьющимися волосами. Он очень красив - мой муж, мой суженый, мой мужчина.
Где-то в груди поднимается теплая, счастливая волна. Но вот он внимательно смотрит на меня, и у меня внутри все сжимается от страха. Сейчас начнет.
- Почему так поздно? - вопрошает он, подозрительно сверля меня глазами.
- Была в библиотеке.
Достаю из сумки книжку. Какое-никакое, а все же алиби.
Иду на кухню, накрываю на стол и, не теряя времени, перехожу в наступление:
- Представляешь, мало того, что уйма народу, так еще и библиотекарша садисткой оказалась. Не хочет обслуживать - и точка.
- Старая дева? - улыбается Влад.
Он знает, как на меня реагирует женский контингент - из тех, кому за... Гордится и немного сочувствует.
- Вот-вот! А знаешь, что учудили наши акулы? Пришли к главному и настучали, что я собираюсь у Эльфа сниматься. Откуда только узнали?
Главный тут же заявился на генеральную и долго вопил, не называя имен, что прежде чем соваться на экран, надо бы поучиться играть.
- Ты же говорила по телефону, что проба только завтра. Может, и не утвердят. Откуда же они взяли? - удивляется Влад.
- Они чувствуют. У них такой нюх, что любая собака позавидует. А Саныч вообще все утро издевался. Напялил на меня шутовской колпак. С улыбочкой такой мерзкой. И все комплименты двусмысленные отвешивал. Отвратительно так хихикая. Меня чуть не стошнило. Вот кому Черномора играть!
Влад мрачнеет. А я продолжаю:
- Я больше не могу жить в этом клоповнике. Тараканнике. Они готовы пожрать любого, кто хоть чем-то выделяется на их сером фоне. Оттого, что сами стары, некрасивы и бездарны. Чудовищно бездарны и безобразны. И никакая косметика этого уже не скрывает.
Вот полюбуйся на фото нашей драгоценной примы! - достаю вчерашнюю газету. - Хоть бы кто-нибудь ей подсказал, что улыбаться ей категорически воспрещается. Вся нижняя часть лица превращается в гармошку. Джульетта наша бессменная! Шестой десяток разменявшая. Ни стыда, ни совести!
Влад неожиданно вскакивает из-за стола и со злостью швыряет вилку в раковину.
- Я больше не могу этого слышать!! - орет он в бешенстве. - Человек только что вернулся из командировки! И опять этот гадюшник!!
Он носится по кухне и ищет, что бы разбить.
Я быстренько хватаю книжку и запираюсь в ванной. Смотрю на себя в зеркало. По лицу расплывается сытая блаженная улыбка.
Наполняю ванну водой, не жалею чудесной пены, пахнущей жасмином, и медленно погружаюсь в эту благодать.
Господи, хорошо-то как!
Высшие силы
фантастический рассказ
- Скотина! Мерзавец! Как ты смеешь! - она с ненавистью схватила плачущего ребенка за шиворот и начала трясти его, что есть мочи. Казалось, того и гляди, действительно задушит.
Всего лишь за то, что он выдернул из розетки вилку компьютера.
- Ну и лексикончик у нее! - присвистнул я.
- О господи! - простонал Стас, с болью наблюдавший за этой сценой. - Похоже, она совсем свихнулась.
Прекрати, пожалуйста, - он умоляюще взглянул на меня.
- Хорошо, - легко согласился я. - И в самом деле, довольно с нее.
Я с удовольствием расслабился.
У этой женщины оказался на удивление высокий уровень чувствительности. С другими работать гораздо проще. С одной стороны. А с другой стороны, тоска берет от их тупости.
Эта же с трудом выдерживает нервное напряжение и быстро превращается в разъяренную тигрицу ... Зато сечет на лету.
Вот сейчас она успокоится, сядет за свой компьютер и ...
Женщина и в самом деле тут же отпустила ребенка. Он продолжал плакать, сидя на полу. Она села рядом с ним и зарыдала в голос.
- Прости меня, маленький мой, - она целовала мальчика в голову, лицо, нежно гладила его светлые, кудрявые волосики.
Он прижался к ней и сразу успокоился. Сидел взъерошенный, всхлипывающий, но счастливый.
Женщина вытерла глаза краешком воротника, встала с пола и включила компьютер. Ее лицо преобразилось, засветилось счастьем и вдохновением.
- А она красавица, - отметил я.
Стас согласно кивнул.
Ее руки легко скользили по клавиатуре, экран монитора быстро заполнялся строчками.
- Внимание, - скомандовал я Стасу. - Главное, не пропустить какого-нибудь бреда. Как в прошлый раз.
- И не говори, - улыбнулся тот. - А то опять придется пожар устраивать.
Нам действительно пришлось устроить небольшой пожар в редакции известного журнала. Иначе случайно пропущенные нами ошибки могли бы попасть в тираж. И отлавливай потом этот журнал по киоскам да почтовым ящикам!
- Ну вот, пожалуйста! Полюбуйся-ка, что она пишет!
Стас сосредоточился и прочитал бегущую по экрану строку:
- Все испытания посылаются нам высшими силами для того, чтобы мы стали сильнее и мудрее.
- Кто внушил ей эту чушь? Где она это вычитала? - с недоумением спросил я его. - Открывай скорее Библию, "Книгу пророка Иеремии", а я пока поработаю с компьютером.
С компьютером работать неизмеримо легче, чем с людьми. Малюсенький посыл энергии, и набранный на экране текст стал совсем маленьким.
Женщина чертыхнулась и попыталась исправить неполадку. Текст не поддавался - для этого мне пришлось немного напрячься.
Она заупрямилась. Тогда компьютер отключился. Одновременно я обратил ее внимание на раскрытую Библию, лежавшую на маленьком столике. Молодчина, Стас, сделал все как надо.
Женщина неохотно встала и подошла к журнальному столику. Склонилась над Библией и начала читать, присев в стоящее рядом кресло:
«Если пророк, или священник, или народ скажет: "бремя от Господа", Я накажу того человека и дом его».
Она положила Библию на столик и задумалась. Потом подошла к компьютеру и даже не удивилась, увидев оживший сам по себе экран. Стерев последнюю строку, женщина прислушалась на секунду к своим мыслям и продолжила работу:
- Все беды и невзгоды, болезни и несчастные случаи, все измены и предательства, падения и неудачи - это совсем не наказание, не роковое стечение обстоятельств, не испытание нашей веры на прочность и даже не происки темных сил, - быстро текли на экран монитора новые мысли и слова.
Мы со Стасом, улыбаясь, следили за ее работой.
- Если не искать за всем этим чьей-то злой или доброй воли, а понять, что это лишь СЛЕДСТВИЕ ДОПУЩЕННЫХ НАМИ ОШИБОК, - продолжала она, - то все вокруг сразу же озаряется ярким светом, черная полоса быстро и незаметно переходит в белую, мы возвращаемся на свою солнечную тропу, и на чистом небосклоне нашей жизни вновь появляется радуга.
- Вот теперь все правильно, - довольно сказал я Стасу. - Позаботься о том, чтобы статью приняли и издали как можно быстрее.
Сообщения: 4565
Темы: 47
Откуда: Москва, Закарпатье Профиль Карма: +205/–17
МАГИЧЕСКАЯ ФОРМУЛА
- Это курочка-королева, - показывала я пятилетней Анютке и двухлетнему Матвейке золотую курицу невиданной красоты с хохолком-короной и пышным сверкающим хвостом. - Злая фея превратила ее в курочку, но скоро она снова станет королевой.
Малыши слушали, разинув ротики, и засыпали меня вопросами:
- А что она делает ночью?
- А почему она ест зернышки, ей же невкусно?
- А эти курочки ее слуги?
Я отвечала подробно и серьезно.
Мне даже удалось уговорить бабушку и дедушку не трогать курицу. Уже затеплилась надежда, что та помрет своей смертью.
Но не судьба.
Утром мать вошла в комнату с умирающим видом:
- Помоги мне ощипать курицу, я плохо себя чувствую.
В подвале лежало прекрасное создание – без головы, но в по-прежнему сверкающем золотом пушистом наряде.
Рука не поднималась трогать эту красоту.
Я опустила роскошные перья в кастрюлю с кипятком. Королевский наряд изрядно потускнел. Прекрасные золотые перья постепенно собирались в грязную кучку. Внутри лежало пять яичек – одно в скорлупе, а остальные – желтки, один крупнее другого.
- В принципе подобная участь ожидает каждую женщину, - философствовала я, ощипывая курицу. – Заботливый супруг-хозяин то и дело обмакивает в кипяток, постепенно превращая золотые перья в кучку дерьма.
Первая ссора, первый аборт, первая измена – привыкание к кипятку с каждым разом происходит все быстрее, а золотых перьев становится все меньше. И вот блюдо готово к употреблению. Голенькая, без перышек, на тарелочке, с аппетитно хрустящей корочкой. Идеальная, все понимающая и прощающая жена, хозяйка, мать - лучший друг и советчик.
Но вот голод утолен, аппетит пропал, глаза не смотрят на объедки, оставшиеся на блюде.
Что делать?
Конечно же, искать новую курочку – помоложе и поаппетитнее.
НЕНАВИЖУ МУЖЧИН-КОЗЛОВ.
Ненавижу их пренебрежительные взгляды, ироничные замечания, кривые ухмылки. Мужчина, который способен сравнить полную женщину с коровой, должен называться КОЗЛОМ. И никак иначе.
Мужчина, презрительно хмыкающий при виде сеточки морщинок, слишком рано легших у глаз, мужчина, неспособный увидеть в увядающей женщине ее прекрасную женскую суть, мужчина, с похотливым блеском в глазах гоняющийся за молоденькими козочками... – это всего лишь стареющий неудачник, глушащий собственный комплекс неполноценности. Повысить собственную самооценку, унижая другого, – старо как мир.
А эти глупые курицы прихорашиваются, удаляют целлюлит, покупают горы тряпок и косметики, тратят жизнь на самоистязание – диеты, тренинги, операции. И все ради того, чтобы заарканить очередного козла и с готовностью лечь сначала на сковородку, а потом на блюдо.
Как только я поняла, что мой первый муж просто-напросто самоутверждался за мой счет, все страдания испарились.
И тут же явилась ЛЮБОВЬ. Я вновь стала ПРЕКРАСНОЙ ЖЕНЩИНОЙ. Один за другим появились малыши, и я впервые в жизни ощутила аромат счастья.
Пока я страдала, мои родители сочувствовали и жалели меня, но стоило мне стать счастливой, озлобились по-черному.
А детей любят. Очень. И не видят, не понимают, откуда ноги растут. Не будь нелюбимого зятя, все мои золотые перышки уже давно сгнили бы в помойной яме. С ним же я творю, ращу таланты, даже пишу музыку, песни, которые с удовольствием исполняют мои ученики и наш детский хор.
И еще одна беда. Любимый начал слишком часто выпадать из моей жизни. Даже когда он в соседней комнате, его нет. С ним бывает очень холодно и одиноко. Позарез не хватает ласки, участия.
Иногда я ловлю себя на том, что превращаюсь в нищенку, как подаяние вымаливающую улыбку, добрый взгляд, ласковое слово.
Мучительное ожидание звонка, неуверенность в себе, своей женской привлекательности, сжигающая душу ревность - не имеющая видимого основания и от того еще более жестокая.
А с другого фланга наступают родители – виртуозно нащупывают самые больные места и снайперски бьют по ним. Мастерски разжигают подозрения, провоцируют, роняют невзначай убийственные намеки.
При этом великодушно помогают во всем, "не щадя живота своего". А между делом раскрывают детям глаза на гадкого папу и глупую маму.
Я начала ненавидеть. Сначала тихо. А потом со взрывами и вулканическими извержениями.
Они пугались, отступали, затаивались. И снова нападали с утроенными силами. Всем родным и знакомым в подробностях излагалось мое поведение. Я стала притчей во языцех и виновницей всех родительских болезней – гипертонии, мигреней, сердечных приступов и т.д. и т.п.
Причиной сегодняшнего недомогания матери тоже стало наше очередное выяснение отношений. Вчера вечером мы долго вопили, не слыша и не слушая друг друга. Как слепой с глухим. А потом, как всегда, бессонная ночь, чугунная голова и ощущение тошноты внутри.
- В своих болезнях каждый виноват сам, - неожиданно сказала я матери, придирчиво инспектировавшей разделанную курицу. - И нечего искать причину во мне.
Сама не понимаю, как у меня вырвалась подобная фраза. Вообще-то я постоянно ощущаю себя виноватой и вот уже десять лет волоку на себе неподъемный груз ВИНЫ.
А собственно, в чем она, моя вина?
Не я первая, не я последняя. Недаром же родились в народе поговорки: "Любовь зла, полюбишь и козла". "Сердцу не прикажешь".
Чем не оправдательный вердикт?
- Да пошла ты к черту! – вдруг выдохнула мать и в испуге уставилась на меня.
Надо знать мою маму, которая НИ РАЗУ В ЖИЗНИ не произнесла бранного слова, чтобы понять, до какой крайности я ее довела.
Онемев от удивления, я вдруг... рассмеялась. Она тоже.
- Слышала, тут неподалеку бассейн с сауной открылся? Может сходим? - предложила я.
Она согласно кивнула:
- Только сауна теперь уже не для меня.
- Ничего, поплаваешь в бассейне.
Слава предпринимателям! Этот райский уголок стал символом начавшегося очищения души.
Сидя на верхней полке парной, кстати, оказавшейся совсем не сауной, а настоящей русской баней, я блаженно думала о своем возлюбленном супруге, который не звонит вот уже неделю. Официально ухаживает за больной матерью, а на самом деле...
Чего только я не передумала за эти дни.
А СЕЙЧАС НЕ ХОЧУ.
- Да пошел ты в баню! – снова и снова повторяла я и с наслаждением ощущала... СВОБОДУ, разливающуюся в каждой клеточке тела.
Из бассейна я бежала, не успев толком высушить голову. За десять лет работы в музыкальной школе еще НИ РАЗУ не опоздала на урок.
Благополучно перебежав улицу, я угодила прямо в руки чудом возникшего передо мной милиционера. Как я его сразу не увидела?
Гордо отвергнув предложенные мною деньги, он начал занудно рассказывать о правилах перехода через дорогу.
Я уже хотела взорваться, но вместо этого закрыла глаза и послала его... в баню. Мысленно.
Он замолчал. Видимо, сбился с мысли. Интересно, что там у него в голове? Явственно послышался скрип мозгов. Он никак не мог сообразить, отчего произошел сбой.
А я в это время с наслаждением охаживала его березовым веником. Он сладострастно стонал и охал... Дальше мое воображение забуксовало. После таких стонов надо приступать к ... короче, повышать уровень наслаждения. А он со своей лысинкой и круглым животиком совсем не вдохновлял на подвиги.
К счастью, продолжения не понадобилось.
- Больше не нарушайте, - лучезарно улыбнулся милиционер и стал похож на доброго Винни-Пуха. – Удачи вам.
Танечка Клюева – лучшее мое творение, которое выдвинули аж на областной конкурс юных пианистов, капризно надула губки, едва завидев меня.
Танечка – классический вампирчик. Полчаса напряженной работы – это ее предел. К концу первого часа она начинает выть - сначала потихоньку, а потом в полный голос.
Я пытаюсь стряхнуть с нее бусорь мирным путем – уговариваю, шучу, в общем, выделываюсь, как могу. К середине второго урока я, как правило, взрываюсь. Ору как бешеная. В такие моменты я активно ненавижу и ее, и себя, и Сильванского с Моцартом, которых мы безжалостно терзаем вот уже несколько месяцев подряд.
Получив от меня порцию черной энергии, она тут же прекращает выть и превращается в юного Моцарта – играет упоенно, с чувством.
А я ощущаю себя лохом, которого в очередной раз обвели вокруг пальца – ловко надули и обобрали.
На этот раз стоило только Танечке начать подвывать, как я мгновенно послала ее в баню. Танечка замолчала и недоуменно взглянула на меня.
- Играй, играй, - я представила ее несущейся по волнам верхом на дельфине... Смеющуюся, ликующую, счастливую, наполненную золотыми солнечными лучами.
На этот раз превращение в Моцарта состоялось без выдаивания из меня энергии.
- Браво! Молодец! Так держать!
Она смотрела на меня влюбленными глазами.
Дерюга, как мы в сердцах называем своего шефа Владимира Ивановича Дерюгина, обманул. Вместо обещанной машины потащились за сто километров на электричке.
Подумать только - на областной конкурс!
В электричке ко мне изо всех сил прижимался дурно пахнущий молодой мужик в черной кожаной куртке. Я отворачивалась, пытаясь ободрить прижавшуюся ко мне Таню.
Уже в зале обнаружила, что из сумки исчез кошелек. Там была солидная сумма – хотела купить в городе приличное зимнее пальто, заодно оплатить задолженности по квартплате.
- Попарься, - приказала я мужику из электрички, и он послушно отправился на верхнюю полку парилки прямо в своей кожаной куртке.
Я улыбнулась и почувствовала, как растворяется бессильная ярость, уже хотевшая овладеть мною.
Таня на глазах превращалась в юного Моцарта, поездка в тесной электричке явно пошла ей на пользу. Показав ей большой палец, я вышла в коридор - начиналось конкурсное прослушивание.
Моя ученица превзошла самое себя. Ей просто обязаны были дать первое место, но...
Не успев разозлиться, я послала не в меру упитанных членов жюри все туда же и... рассмеялась, увидев их, расположившихся в живописных позах на полках парной.
Обратно ехали сидя. Танюша моя грустила, а я... Мне было ХОРОШО. Без всякой на то причины.
- Тебе звонили из милиции, - встретила меня мама. – Взяли какого-то жулика и нашли у него кошелек с нашими квитанциями и деньгами. А ты небось и не заметила.
- Заметила-заметила, - успокоила я ее.
Утром позвонил мой пропавший супруг.
- Отец с сердцем в ту же больницу угодил, что и мать, - пожаловался он. – Всю неделю мотался между мужским и женским отделениями. Но теперь все пошло на лад. Ты меня любишь?
- А то, - засмеялась я. – Передай от меня большой привет родителям. Нас с Таней на конкурсе прокатили, приеду навестить.
- Правда?! – обрадовался он. – А знаешь, я сегодня тебе стихи написал. Хочешь прочту?
Я слушала любимый голос, безуспешно борясь со счастливыми слезами.
На следующий день уже в вестибюле школы я увидела широченную дерюгинскую улыбку. Он явно высматривал меня.
- Поздравляю! Только что позвонили из области – твоя Клюева едет на всеукраинский конкурс.
- Так ведь другую выбрали, - не поняла я.
- Да это же дочка, сама знаешь чья. Папаша не захотел позориться и снял ее кандидатуру.
В купе ехали втроем – мы с Таней и красивая женщина средних лет.
Таня спала на верхней полке, а мы чаевничали.
Я рассказывала свою историю.
- Представляете, эта формула оказалась магической! У меня все стало получаться!
- Это закономерно, - ничуть не удивилась попутчица. – Ведь мир – это зеркало, в котором отражаемся мы сами. Радуемся - он дарит нам радости, горюем – так и сыплются горести.
Таня стала лауреатом конкурса. Я заранее послала всех членов жюри – нет, не в баню... В солнечный морозный лес. Они мчались на лыжах по сверкающей лыжне, сияя от счастья. А Таня прыгала с трамплина и летела к звездам!
Боже, как она играла!
Мы едем в Рим. Надеюсь, мне не придется посылать в русскую баню членов международного жюри. Вряд ли они оценят это удовольствие.
Куда же мне их послать?
Знаю! Я отправлю их на Канарские острова! Зима, а там парная вода, горы, пальмы! Ласковый приветливый Атлантический океан нежно качает на волнах, щедро дарит светлую, радостную энергию счастья.
Я воочию представила себя в этом блаженстве и вспомнила странную фразу нашей милой попутчицы:
- Готовьтесь к большим успехам!
Вы не мoжeте начинать темы Вы не мoжeте отвечать на сообщения Вы не мoжeте редактировать свои сообщения Вы не мoжeте удалять свои сообщения Вы не мoжeте голосовать в опросах
Движется на чудо-технике по сей день
Соблюдайте тишину и покой :)
1999-2019
